Лекция № 6

 Проза. Простые рассказы.

 Введение. Составные части рассказов. Перипетии. Торможения.
Обрамления. Ложные концы. Препятствия.

 Введение

             В голове каждого человека присутствует достаточно большое количество мыслей. Если попробовать записать их подряд, то получится просто каша.

            «Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде остановить свое внимание». (Л.Н. Толстой).

            Примерно так же мы должны поступать при желании письменно донести свои мысли до желающих с ними ознакомиться.

            Первый вывод достаточно прост – хотите донести мысль до окружающих – сосредоточьтесь на ней.

            Эта мысль и будет темой вашего произведения, т.е. основным положением, подлежащим развитию и разработке.

            Увы, для начинающих в этом многотрудном (писательском) деле удержаться в рамках выбранной темы не так-то просто. Все время, толкающий под локоть, так и норовит увести в сторону, зацепившись за какую-нибудь ассоциацию.  (Справедливости ради, следует сказать, что существует целое направление литературы, основанное на ассоциативном письме, но это высший полет, и начинать с него не стоит.)

            Интересный вопрос – откуда берутся темы.

            Как ни парадоксально – из заказа. При этом заказ бывает внешним и внутренним. И ничего нет постыдного во внешнем заказе. Это всего лишь толчок мысли или ее кристаллизация. Внутренний же заказ присутствует всегда (и в первом случае). Без него браться за перо вообще не рекомендуется.

            Но выбрать тему, это полдела. Вторая половина дела – развить ее. И вот новая мысль, вытекающая из развитой в произведении темы, уже можно обозначить идеей произведения. В общем-то, идея произведения выражает отношение автора к окружающей действительности, которое он, если хотите, навязывает своим читателям.

            Но с потребностью писать более или менее понятно. Внутренний заказ выразить письменно свои мысли становится в силу ли обстоятельств, либо в силу возрастных изменений, настолько мощным, что ничем другим человек заниматься не может.

Но что заставляет читателя проглатывать все это написанное?

Самый простейший ответ – для приятного времяпровождения. Удовлетворению этой потребности посвящена основная масса литературы. Именно она печатается миллионными тиражами.

Менее значительный раздел литературы ищет ответ на извечные вопросы бытия. И здесь мы обращаемся к ней, чтобы найти собеседника. Чтобы кто-то дал еще одну точку зрения на волнующие нас проблемы.

Интересные мысли по этому поводу есть у Жана Кокто. (Для тех кто не знает – французский романист, поэт, драматург, кинематографист, график (1889 – 1963). Весьма рекомендую посмотреть его фильм, определивший развитие целого направления в кинематографе – «Орфей»).

«Когда анкета переписи населения интересуется, умею ли я читать и писать, меня подмывает ответить «нет».
            А кто вообще умеет писать? Писать – значит воевать с бумагой и чернилами, добиваясь, чтобы тебя услышали.
            Одни корпят слишком много, другие слишком мало. Золотая середина, совмещающая хромоту и изящество, встречается редко.
            Читать – другое дело. Я читаю. Мне кажется, что читаю. Но всякий раз, когда перечитываю, оказывается, что я этого не читал. С письмами вечно такая история….
            Такие же штучки выделывают с нами и книги. Если они не подходят к нашему настроению, мы не находим в них ничего хорошего. Если они нарушают наш покой, мы браним их, и эта хула заслоняет их, мешает нам прочесть их непредвзято.
            Читать самого себя – вот чего хочет читатель. Если ему что-то нравится, он читает и думает, что сам написал бы то же самое. Он может даже обидеться на книгу, если она сказала вместо него то, до чего он не додумался, но что он, уж конечно, сказал бы лучше.
            Чем больше книга задевает нас за живое, тем хуже мы читаем ее. Мы сливаемся с ней и переделываем ее на свой лад. Поэтому, когда мне хочется убедить себя, что я умею читать, я выбираю книги, чуждые моей натуре.»

 В любом случае, для развития человека чтение намного важнее чем смотрение, например, телевизора. Потому что при чтении человек вынужден создавать описываемый образ в своей голове, т.е. проделывать определенную мыслительную работу.

Когда же человек привыкает к управляемому вниманию, то он постепенно глупеет. В данном контексте это подразумевает катастрофическое сокращение оригинальных мыслей на единицу времени. Он начинает мыслить навязанными шаблонами, а значит, становится управляемым.

 ЗАДАНИЕ № 1 (необязательное).

 Приведите четыре стадии смотрения телевизора по Пелевину.

Составные части рассказов

Далее пойдет речь только о простых, небольших рассказах. Разбор более серьезных произведений – тема следующей лекции.

Иногда эти рассказы называют ступенчатыми из-за последовательного развития событий.

Почти всегда перед началом изложения самого описываемого в рассказе события дается некоторая предпосылка к нему, вступление, описывающее либо действующих лиц, либо сложившееся положение. Такое вступление называется – зачином.

Так как мы разбираем короткие рассказы, то и зачин, соответственно должен быть краток. (Хотя встречаются и исключения – проза Тургенева – «Муму», «Ася» и т.п.). Крайне желательно, чтобы он сразу заинтересовал читателя.

«В Америке я не бывал и о ней, прямо скажу, ничего не знаю»
                                                       (М. Зощенко «Виктория Казимировна»).

«Григорий Иванович икнул два раза подряд, вытер подбородок рукавом и сказал:
            - Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место. А в свое время я, конечно, увлекался одной аристократкой».
           (М. Зощенко «Аристократка»).

Зачин обычно задает тон всему повествованию.

Непосредственно за зачином следует начало рассказа, именуемое завязкой. В ней происходит некоторое сплетение обстоятельств или столкновение интересов, которые впоследствии и должны разрешиться.

За завязкой следует развитие действия, постепенное нарастание и усиление события до кульминационного момента.

Но обычно рассказ не заканчивается там, где завершаются события. Желательно завершить его некой концовкой.

Продолжим разбор Зощенко – наиболее показательного в этом плане писателя.

В рассказе «Воры» у рассказчика крадут чемодан и он для искоренения этого зла предлагает рубить ворам руки. Он приходит с заявлением в железнодорожный отдел милиции и говорит:

« - Если поймаете, - рвите у него к чертям руки.
            Смеются.
            - Ладно, говорят, - оторвем. Только, - говорят, - карандаш на место положите.
            И действительно, как это случилось – прямо не знаю. А только взял со стола ихний чернильный карандаш и в карман сунул.
            Агент говорит:
            - У нас, - говорит, - даром что особый отдел, а в короткое время пассажиры весь прибор разворовали. Один сукин сын даже чернильницу унес.
            Извинился я за карандаш и вышел.»

Концовка:

 «- Да уж, - думаю, – у нас начать руки отрезать, так тут до черта инвалидов будет. Себе дороже.».

Перипетии. Торможения.

Давайте расчленим всю ту же «Аристократку» Зощенко на части, чтобы посмотреть как она устроена.

Зачин мы уже приводили в предыдущем разделе:

«Григорий Иванович икнул два раза подряд……».

Завязка начинается со встречи:

«А встретился я с ней во дворе дома. На собрании. Гляжу, стоит этакая фря. Чулочки на ей, зуб золоченый.
            - Откуда ты, говорю, - гражданка? Из какого номера?
            - Я – говорит – из седьмого.
            - Пожалуйста, - говорю, - живите. – И сразу как-то она мне ужасно понравилась.»

 Итак, первые три ступеньки – встреча, разговор, возникшее чувство. Следующая ступенька – усиление чувства:

«Зачастил я к ней. В седьмой номер. Бывало приду, как лицо официальное. Дескать, как у вас, гражданка, в смысле порчи водопровода и уборной. Действует?
            - Да, - отвечает, - действует.».

 Далее – возникновение ответного чувства. Дама уже стала подробнее отвечать: «Дескать, действует водопровод, спасибо вам, Григорий Иванович!». Они уже стали по улицам вместе ходить, а потом дама напрашивается в театр.

«Можно, -  говорю.
            И как раз на другой день прислала комячейка билеты в оперу. Один билет я получил,  а другой мне Васька-слесарь пожертвовал.
            На билеты я не посмотрел, а они разные. Который мой – внизу сидеть, а который Васькин – аж на самой галлерейке.
            Вот мы и пошли. Сели в театр. Она села на мой билет, я – на Васькин.»

Оттого, что билеты разные действие не продвигается, но положение действующих лиц неожиданно изменилось. Эти неожиданные изменения в судьбе героев рассказа называются – перипетиями.

«Сижу на верхотуре и ни хрена не вижу. А ежели нагнуться через барьер, то ее вижу. Хотя плохо.

Поскучал я, поскучал, вниз сошел. Гляжу – антракт, она в антракте ходит.
            - Здравствуйте, - говорю.
            - Здравствуйте.
            - Интересно, - говорю, - действует ли здесь водопровод?
            - Не знаю, - говорит.»

В приведенном отрывке рассказчик хочет вернуть отношения к началу, остановить их нарастание. Такие моменты остановки действия, удаления его от развязки называются торможениями.

После торможения обычно следует ускоренное развитие действия.

            «И сама в буфет. Я за ней. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А на стойке - блюдо. На блюде - пирожные.
            А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг ее и предлагаю:
            - Ежели, говорю, вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Я заплачу.
            - Мерси, - говорит.
            И вдруг подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом и жрет.
            А денег у меня - кот наплакал. Самое большое, что на три пирожных. Она кушает, а я с беспокойством по карманам шарю, смотрю рукой, сколько у меня денег. А денег - с гулькин нос.»

 Вновь возникла перипетия – рассказчик попадает в новое положение. Далее действие развивается по нарастающей:

«Съела она с кремом, цоп другое. Я аж крякнул. И молчу. Взяла меня этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах.
            Я хожу вокруг нее, что петух, а она хохочет и на комплименты напрашивается.
            Я говорю:
            - Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть.»

Попытка торможения со стороны рассказчика, но дама отвечает – «нет».

«И берет третье».

Тормоз нажимается еще больше:

«Я говорю:
            - Натощак - не много ли? Может вытошнить.»

Вновь отказ. События устремляются к кульминации.

 «Тут ударила мне кровь в голову.
            - Ложи, - говорю, - взад!
            А она испужалась. Открыла рот, а во рту зуб блестит.
            А мне будто попала вожжа под хвост. Все равно, думаю, теперь с ней не гулять.
            - Ложи, - говорю, - к чертовой матери!»

 Далее начинается падение и очень резкое:

 «Положила она назад. А я говорю хозяину:
            - Сколько с нас за скушанные три пирожные?
            А хозяин держится индифферентно - Ваньку валяет.
            - С вас, - говорит, - за скушанные четыре штуки столько-то.
            - Как, - говорю, - за четыре?! Когда четвертое в блюде находится.
            - Нету, - отвечает, - хотя оно и в блюде находится, но надкус на ем сделан и пальцем смято.
            - Как, - говорю, - надкус, помилуйте! Это ваши смешные фантазии.
            А хозяин держится индифферентно - перед рожей руками крутит.
            Ну, народ, конечно, собрался. Эксперты. Одни говорят - надкус сделан, другие - нету.»

 Новая перипетия и последующее замедление падения.

 «А я вывернул карманы - всякое, конечно, барахло на пол вывалилось, - народ хохочет. А мне не смешно. Я деньги считаю.
            Сосчитал деньги - в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная, спорил.
            Заплатил. Обращаюсь к даме:
            - Докушайте, - говорю, - гражданка. Заплачено.»

 Последняя фраза – попытка остановить падение, но это уже не возможно и действие движется к развязке.

«А дама не двигается. И конфузится докушивать.
            А тут какой-то дядя ввязался.
            - Давай, - говорит, - я докушаю.
            И докушал, сволочь! За мои-то деньги.
            Сели мы в театр. Досмотрели оперу. И домой.
            А у дома она мне и говорит своим буржуйским тоном:
            - Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег - не ездют с дамами.
            А я говорю.
            - Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение!
            Так мы с ней и разошлись.»

За развязкой следует небольшая концовка.

«Не нравятся мне аристократки.»

Еще одно важное замечание. Интерес рассказа все время нарастает. К этому должен стремиться любой пишущий.

Но проблема в том, что автор, начиная рассказ, уже знает его окончание. Поэтому такие вещи пишутся обычно с конца, который берется из жизни или придумывается. Этому есть подтверждение и у великих – Толстой говорил, что он пишет «с середины», а Эдгар По – с конца «как китайцу пишут свои книги».

Обрамления

Начинать рассказ с основного факта легко, но тогда его будет очень трудно продолжить и еще труднее закончить.  Поэтому основное действие как бы вкладывается в некую раму начала-конца. Такие начала-концы называются обрамлениями.

Наиболее часто встречаемые обрамления: встреча - расставание, приезд – отъезд, разлука – свидание.

Например, обрамление той же «Аристократки» - встреча – расставание.

Обрамление отъезд – приезд логично подводит к развитию действия через путешествие. Путешествие – наиболее древний способ развития темы («Одиссея», «Божественная комедия», «Дон Кихот» и т.п.)

Аналогичное обрамлению отъезд – приезд – обрамление в виде сна. («Гробовщик» Пушкина, «Сон Веры Павловны», «Сон Обломова» и т.п.).

Препятствия. Ложные концы

Торможения в рассказах часто принимают характер препятствий, которые надо преодолеть герою. На преодолении их строится большинство приключенческих рассказов и романов. При этом препятствия обычно имеют тенденцию множиться и с преодолением одного появляется другое. («Копи царя Соломона» и т.п.).

Ежели препятствие одно, то интерес поддерживается усилением преодоления этого препятствия.

Классический пример – «Сказка про репку».

Зачин – «Посадил дед репку. Выросла репка не часта и не редка.».

Завязка: «Стал дед тянуть репку.»

Развитие действия: «Тянет-потянет – вытянуть не может».

Это может быть развязкой. Не вытянул – и плюнул. Но концовка ложная и торможение превращается в препятствие. Возникает желание преодоления его.

«Позвал дед бабку. Бабка за дедку, дедка за репку….» и так далее по нарастающей вплоть до кульминации.

Развязка – «Вытянули репку».

В классическом варианте концовки нет.

Теперь давайте посмотрим на рассказ «Налим» А.П. Чехова.

Сюжет почти полностью аналогичен «Репке». Тащат из реки налима. Герасим не может и на помощь приходит Любим. Затем пастух, кучер барина и наконец сам барин.

В конечном итоге налима вытаскивают.

«Налим широко ворочает хвостом и старается вырваться.
            - Шалишь… Дудки брат. Попался? Ага…»

Это очень напоминает развязку, но конец – ложный.

Барин говорит:

«- Печонка-то так и отдувается. Так и прет из нутра. А…ах!
            Налим вдруг неожиданно делает резкое движение хвостом вверх, и рыболовы слышат сильный всплеск… Все растопырили руки, но уже поздно: налима поминай как звали».

 Ложный конец становится особенно необходим, когда читатель догадывается о развязке.

 Итак, мы разобрали формальное строение простых рассказов, т.е. рассказов в которых действие развивается последовательно, в хронологическом порядке и развивается оно по одной линии. Т.е. в рассказе одна завязка, развитие и нарастание действия по одной линии и одна развязка.

Далее перейдем к более сложным конструкциям.

Курс Словесной визуализации
Университет Магии